4300. Эсауленко. Американская босоножка

isadora duncan virtual museum
end ` texts `` english ` русский

Владимир Эсауленко
Американская босоножка

В этом году (2008 г) исполнилось 85 лет со времени посещения Айседорой Дункан наших курортов. После совместной зарубежной поездки в 1923 году С. Есенин и А. Дункан собирались в путешествие по Кавказу. Были запланированы гастроли известной американской балерины в Кисловодске и других крупных городах. Перед отъездом Есенин расстался с Дункан, и она одна выехала на Северный Кавказ. «В Пятигорске Айседора спросила меня, — пишет Ш.И. Шнейдер (директор балетной студии Дункан), — будет ли концерт ее там, где убит русский поэт Лермонтов?».

Она бывала в Россия в 1905, 1913 годах, а после Октября приехала в нашу страну, разоренную войной, учить людей искусству «радости свободного тела». На сцене Курзала, в Лермонтовской и Пушкинской галереях она танцевала под музыку Бетховена, Чайковского, Берлиоза. Трогательная, нежная колыбельная Гречанинова сменялась огненной, бурной «Марсельезой», за печальным ноктюрном Шопена следовал воздушный вальс Штрауса,

В Пятигорске, на концерте в Лермонтовской галерее, Дункан изменила программу и вместо 6-й симфонии Чайковского танцевала «Неоконченную симфонию» Шуберта. Причину замены она никому не желала сказать, была весь день раздражительна и печальна, «Жалела, что не успеет съездить на место дуэли, расспрашивала меня, — вспоминает Шнейдер, — о Лермонтове, много говорила о Есенине. Танцевала она «Неоконченную симфонию» с большим настроением, необычайно лирично».

Жила она несколько дней в кисловодской гостинице «Гранд-Отель», окна номера выходили в верхний парк Курзала, где по вечерам ежедневно играл симфонический оркестр. Дункан была первой зарубежной «звездой» в Советской России, открывшей новые горизонты искусству. Ей первой принадлежит воплощение революционной темы в хореографии. Еще памятны исполнявшиеся ею «Марсельеза» и «Интернационал». Под музыку классиков Глюка, Моцарта, Вагнера она создавала «скульптурные этюды», соединяя пластику и музыкальное звучание в единый образ.

Возвратившись на родину, Дункан рассказывала западным журналистам о поездке в Советскую страну: «Россия, Россия, и только Россия... со всеми ее страданиями стоила всего остального в моей жизни, вместе взятого».

В детстве Айседора была несчастлива - отец, Джозеф Дункан, обанкротился и сбежал еще до ее рождения, оставив жену с четырьмя детьми на руках без средств к существованию. В 13 лет Айседора бросила школу, которую считала совершенно бесполезной, и серьезно занялась музыкой и танцами. Айседора настаивала на том, что танец должен быть естественным продолжением человеческого движения, отражать эмоции и характер исполнителя, импульсом для появления танца должен стать язык души. Все эти идеи, новаторские по своему характеру, естественно, вступали в противоречие с балетной школой того времени.

Выступления танцовщицы начались со светских вечеринок, где ее преподносили как пикантное дополнение, экзотическую диковинку: Айседора танцевала босиком, что было в новинку и изрядно шокировало публику.

Тем не менее попытка покорить Чикаго окончилась для неё ничем и танцовщица предпочла уехать в Европу. Туманный Лондон дохнул на неё чопорностью и камерностью светских салонов, покорить которые в условиях жёсткой конкуренции можно было только чем-то сногсшибательным. Только вот чем – темпераментом? По ту сторону Ла-Манша её главная соперница Мата Хари тогда уже нашла своё кредо в танце, рискнув раздеться перед публикой, и околдовала её восточными па.

В глубокой задумчивости Айседора бродила по залам Британского музея и искала, искала... На глаза попалась огромная краснофигурная античная ваза, вывезенная из Афин. Лёгкий наклон головы, развевающиеся складки туники, взлетевшая над головой в изящном жесте рука. У ног танцовщицы, поднимая чашу с вином, сидел бородатый воин. Нет ничего прекраснее скачущей лошади, плывущего корабля и танцующей женщины. Через века художник смог донести глубокое восхищение мужчины пляской гетеры, представительницы самой обольстительной, самой свободной от унизительного быта и самой образованной дамской касты древнего мира. Перед Айседорой вспыхнуло пламя озарения...

Уже через несколько дней она нашла покровительницу в лице известной актрисы Кемпбелл, которую заразила своей идеей – танец должен быть символом свободы, продолжением естественной грации, говорить языком эмоций, а не раз и навсегда отрепетированных жестов. Расчётливая царица салонов устроила своей протеже дебют на одном из частных приёмов, где преподнесла её чуть ли не как "экзотическую закуску". И не прогадала – дерзкая Айседора, выступившая босиком и в тунике вместо пачки, сумев во многом скопировать древнегреческую пластику, увидела в глазах зрителей восхищение. Успех понёсся впереди неё в сандалиях Гефеста – уже в 1903 году Айседора смогла поехать на гастроли в желанную Грецию, где отточила своё мастерство пластической импровизации.

Ей рукоплескали лучшие сценические площадки Европы, везде её выступления шли при полном аншлаге.

Те, кто видел танцующую Айседору хоть раз, не забывали ее никогда. Ниспровергательница основ классического танца, она не сомневалась, что истинный танец должен рождаться "из духовной потребности выразить внутренние переживания человека". Танец и жизнь были для нее синонимами. Отказавшись от классического танцевального образования, она всегда восклицала: "Да и разве можно научить танцам?". В американской студии Стеббинс, где делала свои первые шаги Айседора, учили пластической интерпретации музыки, искусству открытой импровизации. Движенческой основой служил несложный гимнастический комплекс.

Айседора придумывала свои танцы, и это было нечто, прежде не существовавшее, — новое слово в искусстве, положенное на музыку непременно великих композиторов. То, что видели зрители, в первые минуты казалось ошеломляющим нарушением канонов, затем же гипнотическое действо подчиняло себе, повергая в восторг. Ибо она танцевала к тому же практически обнаженной, ее роскошные формы едва скрывала прозрачная туника.

Критика писала о ней восторженно: "Дункан танцует естественно, просто, как танцевала бы на лугу, и всем своим танцем борется с обветшавшими формами старого балета". "Эти прекрасные поднятые руки, имитирующие игру на флейте, игру на струнах, ...эти всплескивающие в воздухе кисти рук, эта длинная сильная шея... - хотелось всему этому поклониться живым классическим поклонением!"

Айседора была из тех, кто сама выбирает мужчин. И выбирала, нельзя не признать, с отменным вкусом. В Будапеште талантливый актёр, красавец-мадьяр Оскар Бережи предпочёл карьеру связи с ней, затем писатель и педагог Хенрик Тоде сломался под тяжестью морали и расстался с Айседорой после первого же скандала законной супруги.

Затем в её жизни появился театральный постановщик Гордон Крэг, уже помолвленный с другой. В 29 лет танцовщица от этой несчастной любви получила первую в своей жизни награду – у неё родилась дочь Деирдре. В конце 1907 года она дала несколько концертов в Санкт-Петербурге, где встретила нового кандидата на роль единственного мужчины на всю оставшуюся жизнь. Ей снова не повезло – Константин Станиславский, тоже гений и тоже красавец, дал ей понять, что видит в Айседоре не более чем идеальное воплощение некоторых своих идей.

Знаменитая на весь мир "босоножка" своими оглушительными романами с женатыми мужчинами ломала укоренившиеся в сознании общества табу, а те, кто мог бы дать ей долгожданное счастье, были довольны, что были ее возлюбленными, не более того. Она оставалась одинокой и на своём танцевальном Олимпе, даря неблагодарным возвращение к далёким истокам искусства. На этом этапе своей жизни она, казалось, почти прикоснулась к реализации извечной женской мечты, встретив холёного и красивого богача Париса Юджена Зингера, наследника изобретателя швейной машинки. Он не только оплатил все её просроченные счета, но даже готов был предложить руку и сердце. Однако был настолько ревнив, что поставил условие брака, оговорив место для Айседоры где-то между зубной щёткой и швейной машинкой. Айседора заявила, что её нельзя купить. Практически сразу после того, как у них родился сын Патрик, они расстались.

В январе 1913 года после встречи с Зингером оба ребёнка Айседоры вместе с гувернанткой ехали на машине из Парижа в Версаль. На дороге мотор внезапно заглох, шофёр заглянул под капот, что-то подёргал. Автомобиль внезапно рванулся с места и вместе с пассажирами упал в Сену. Спасти никого не удалось. От этой утраты она не оправилась никогда.

К счастью, вскоре ей представился шанс начать жизнь с чистого листа. В 1921 году Луначарский официально предложил стареющей танцовщице открыть школу танца в Москве. Она в ответ первой из артисток Запада приветствовала новое революционное государство и даже не поехала – побежала... Но от себя далеко не убежишь. В Советской России её настигла новая роковая страсть.

На одном из приёмов, организованном в особняке, выделенном ей для школы "экспериментального балета", появился златокудрый Сергей Есенин. Он был околдован: не зная ни слова по-английски, снял обувь и станцевал какой-то дикий танец. Но Айседора всё поняла: она гладила его по голове, повторяя всего два русских слова – "ангель" и "чьорт". Через три часа после знакомства они уехали вместе в колдовскую русскую ночь...

Ей было 44 года, ему – 26. Но для обоих эта страсть была последней, дикой, изматывающей. Дункан пыталась забыться в танце. "Айседора танцует всё, что другие говорят, поют, пишут, играют и рисуют, – сказал о ней Максимилиан Волошин, – она танцует "Седьмую симфонию" Бетховена и "Лунную сонату", она танцует "Primavera" Боттичелли и стихи Горация".

Финал жизни Есенина и Дункан был трагичен. Поэт покончил с собой в ленинградской гостинийe «Англетер» в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года.

Узнав в Париже о самоубийстве Есенина, в том самом номере, где они жили во время первой совместной поездки, Айседора призналась: "Я была потрясена смертью Сергея, но я рыдала и страдала из-за него так много, что, мне кажется, он исчерпал все человеческие возможности для страдания".

Ей и самой оставалось жить недолго. Она мечтала умереть красиво — в морских волнах. А смерть ей принес её любимый предмет гардероба — шарф. Осенью 1927 года, рассказывает один из мемуаристов, обмотав шею длинным алым шарфом с вытканными на нем солнечной птицей и лазоревыми цветами, она села в свой небольшой гоночный автомобиль. Машина рванула с места, но не проехала и ста метров. Конец алого шарфа порывом ветра затянуло в спицы колеса... Голова 50-летней танцовщицы резко упала, ткнувшись лицом в автомобильную дверцу. Алый шарф задушил её. Едва шарф разрезали, чтобы освободить шею Дункан, толпа накинулась и расхватала искромсанные обрезки — на счастье.

На ее могиле лежал венок из красных роз «от скорбящей России».

Дункан создала свой стиль, свободный от стереотипов и школ. Ее танец выражал "волнения души". Для нее была важна красота, простая и сложная, как сама природа. Движения Айседоры не требовали жесточайшей, изнурительной подготовки. Программа Дункан включала технику перевоплощения в образ, умение сделать музыку символом для движений души, а выразительным жестам придать живописность. Художественный результат импровизационен по своей сути, на сцене он выглядит интуитивным озарением.

Портреты и фотографии не могут передать божественной мелодии движений Айседоры. Самым верным "документом" становятся отзывы... поэтов. Ибо танец Айседоры ассоциативен и метафоричен. "Музыка претворяется в ней и исходит от нее" (Максимилиан Волошин). "... В ее улыбке была заря. В движениях тела - аромат зеленого луга. Складки с туники, точно журча, бились пенными струями, когда она отдавалась пляске вольной и чистой" (Андрей Белый).

http://www.proza.ru/2009/09/11/1058

http://idvm.fo.ru ` http://idvm.ru.tf `
http://idvm.w.pw ` http://idvm.eu5.org `
http://idvm.chat.ru ` http://idvm.narod.ru `
http://idvm.ya.ru ` http://duncanmuseum.ru.tf `
http://duncan.boxmail.biz ` http://r812.eu5.org `

begin ` texts ` home