..texts

Гив Гасемович Лахути
"Айседора и ее наследие в России".
24.08.2006

Чем дольше я занимаюсь изучением жизни и творчества Айседоры Дункан, тем больше убеждаюсь в том, что в её лице мы имеем дело с необычайной личностью, уникальным феноменом – исчезающим типом человека эпохи Возрождения масштаба Леонардо да Винчи. Талантливейшая танцовщица и незаурядный педагог, реформатор и оппонент классического балета, разработавшая многие идеи и приёмы танца, лучшие из которых вошли в сокровищницу мировой хореографии; высокообразованная женщина, тонко чувствовавшая искусство в самых различных его проявлениях, обладавшая несомненным литературным даром, бунтарским и противоречивым характером и, наконец, личным мужеством, щедростью, бескорыстием и широтой натуры – такова Айседора Дункан. На протяжении всей своей в общем-то недолгой жизни Айседора неизменно пользовалась дружбой и уважением всех великих людей, которых она знала – а знала она практически всех. Натура увлекающаяся, боец и полемист, она могла в чём-то перехлёстывать через край, но всегда была искренней и честной. Превыше всего она ценила в людях творческое начало, которым сама была столь богато одарена. Впервые попав в возрасте двадцати двух лет в Европу, за шесть лет Айседора успела стать выдающейся танцовщицей, побывать в Англии, Франции, Германии, Австрии, Венгрии, Италии, Греции и России. Она постоянно занималась самообразованием: много читала, посещала лучшие музеи, изучала историю искусства и философию, а главное – общалась с выдающимися деятелями европейской культуры, в числе которых были Эрнст Геккель, Огюст Роден, Козима и Зигфрид Вагнер, Энгельберт Гумпердинк, Эллен Терри, Элеонора Дузе, Патрик Кемпбелл, Гордон Крэгг, Викторьен Сарду. Айседора была большим знатоком и тонким ценителем классической музыки. Она, например, знала буквально наизусть, с начала до конца, такие сложные произведения, как всю тетралогию «Кольцо нибелунга» и «Парсифаль» Вагнера, преклонялась перед Бахом, обожала музыку Чайковского, Скрябина, Шопена, Листа. С ней работали выдающиеся музыканты: дирижёры – Эдуард Колонн, Вальтер Дамрош, Филипп Гобер, Альбер Вольф, Чарлз Лаутон, Натан Франко, Дезире Дефо, Николай Голованов; пианисты и композиторы – Генер Скене, М. Де-Ренневилль, Макс Рабинович, ученик Скрябина Марк Мейчик, ученик Дебюсси и Годовского Вальтер Морзе Руммель, Пётр Любошиц, Моисей Шейн, Виктор Серов. Даже возлюбленными Айседоры были исключительно люди искусства: артисты, музыканты, литераторы. Айседора всегда любила Россию и русских, и отношение к ней у нас в стране особое. Ещё до революции она совершила четыре весьма успешные поездки в Россию – в 1904, 1905, 1908 и 1913 годах, произведя огромное впечатление на публику и специалистов и заведя знакомства, а в ряде случаев и большую взаимную дружбу с многими деятелями русской культуры, среди которых можно назвать Константина Станиславского, Сергея Дягилева, Александра Бенуа, Льва Бакста, Сергея Конёнкова, Матильду Кшесиньскую и Анну Павлову. О ней писали Максимилиан Волошин и Александр Бенуа, Андрей Белый и Александр Блок, Сергей Соловьёв и Нина Петровская, Валериан Светлов и Александр Койранский, Анатолий Луначарский и Максим Горький. Последний, не относившийся к числу поклонников искусства Айседоры Дункан, как, впрочем, и хореографического искусства вообще, тем не менее высказался о ней так: «Эта знаменитая женщина прославлена тысячами эстетов Европы, тонких ценителей пластики… Её гениальное тело сжигает нас пламенем славы». В 1908 году Станиславский писал Айседоре Дункан: «Вы потрясли мои принципы. Я ищу в своём искусстве то, что Вы создали в Вашем. Это красота, простая, как природа». Главное в искусстве Айседоры Дункан – свобода движений раскрепощённого тела – было хорошо понято русскими балетмейстерами, такими как Михаил Фокин или Александр Горский, и выдающимися солистками русского классического балета, танец которых после гастролей Дункан обрёл большую свободу. Всё это, не говоря уже о драматической истории её взаимоотношений, любви, женитьбы, совместного путешествия в Европу и Америку и последующего разрыва с Сергеем Есениным, сделало имя Айседоры близким любому культурному человеку в России. Борис Пастернак писал о Есенине: «Он Иван-царевичем на сером волке перелетел океан и как жар-птицу поймал за хвост Айседору Дункан». Открытки с её изображениями были широко распространены по всей стране; попасть на её выступление считалось редкой удачей. Дункан прибыла в Советскую Россию в 1921 году с большими надеждами. Здесь она основала Государственную школу танцев. Она провела в нашей стране три года, разделяя все её трудности и достижения. К сожалению, тогдашнее правительство, горячо приветствуя поначалу её приезд, из которого оно извлекло немалую выгоду в пропагандистском плане, впоследствии отреклось от всяких обязательств по отношению к ней, фактически бросив школу на произвол судьбы в условиях НЭПа, то есть без средств на оплату отопления, освещения, услуг персонала и т.д. Это вынудило Айседору против своего желания постоянно предпринимать трудные и зачастую мучительные для неё гастроли по России, а также по Европе и Америке. Гастроли по разорённой России почти не приносили дохода, притом что власти постоянно требовали от неё бесплатных выступлений для партийных функционеров и рабочих, а в Западной Европе и особенно в Америке истеблишмент не мог простить ей её восторженной веры в «русский эксперимент». Впрочем, эта вера значительно поубавилась после непосредственного знакомства с такими сторонами советского режима, как ЧК, бюрократизм и т.п. Несмотря ни на что, Айседора продолжала жить в Москве интенсивной творческой жизнью: посещать театральные представления и концерты, мастерские и студии художников и скульпторов, детские приюты, принимать у себя актёров, художников и поэтов, неизменно тратя на их угощения свои последние припасы. Она тесно дружила с Луначарским, Станиславским, Конёнковым и многими другими деятелями русской культуры. «Моё искусство было цветом эпохи, но эпоха эта умерла, и Европа – прошлое, - писала она, - эти одетые в красные туники младенцы – будущее. Поэтому прекрасно работать для них. Паши землю, сей семена, и готовься к следующим поколениям, которые придут в новый мир». Оказываясь в разных уголках России, Айседора неизменно собирала вокруг себя детей, давая им бесплатные уроки танца. Так было в Нарве и в Баку, в Можайске и в Москве. В столице на протяжении лета 1924 года под её руководством лучшие ученицы её школы обучали танцам и движениям на Красном стадионе около пятисот детей рабочих – мальчиков и девочек. Айседора поставила для них семь танцев на музыку революционных песен. Кроме того, она создала для них несколько новых танцев на музыку Скрябина и два траурных танца, посвящённых памяти Ленина. Острая нехватка средств для поддержания Школы и полная невозможность заработать их в России вынудила Айседору выехать на гастроли в Европу. Для своих прощальных спектаклей в сентябре 1924 года она приготовила и исполнила на сцене Камерного театра в Москве серию танцев, проникнутых духом борьбы за свободу в различных странах: во Франции, Ирландии, Венгрии… Вскоре после этого Айседора отбыла из России, как оказалось, навсегда. До последнего дня она имела намерение вернуться, если только появится хоть какая-то надежда на помощь Школе со стороны государства, или если ей самой удастся заработать достаточно денег. Однако ни того, ни другого не произошло: в Москве правительство по-прежнему не помогало Школе, а в Европе большинство импрессарио отказывались иметь дело с Айседорой, считая её «красной танцовщицей». Оказавшись в Берлине, Айседора быстро разобралась в обстановке. «Берлин просто ужасен, - писала она. – Лучше продавать спички на улицах Москвы. Здесь нет духовности; сплошной патриотизм и фатерлянд. Это ужасно». Вскоре она перебралась во Францию, где и провела последние три года своей жизни, в основном в Париже и Ницце. Но и там она постоянно испытывала серьёзные финансовые затруднения, и лишь успех её книги «Моя жизнь», вышедшей незадолго до её смерти, поправил её финансовые дела. Внезапная трагическая гибель в сентябре 1927 года оборвала её планы и надежды. Айседора всегда говорила, что три года, проведённые ею в России, были, несмотря на все невзгоды, счастливейшим временем в её жизни. «Эта Европа становится совершенно невозможной, - писала она из Германии. – У меня ностальгия по солдатам и детям, которые маршируют и поют “рабочий народ”. Этот старый мир мёртв, как дверной гвоздь. Люди просто в застое». Но и особых надежд на Москву у неё тоже не было: «Думаю, что для Школы в Москве всё безнадёжно. Будучи в какой-то степени пророчицей, я остро почувствовала это, когда была там в последний раз». Тем временем в Москве Школа Дункан под руководством любимой ученицы и приёмной дочери Айседоры, Ирмы Дункан, продолжала существовать и успешно работать, пока не была фактически ликвидирована в 1929 году, - пророческий дар не изменил Айседоре. Ирма Дункан была вынуждена уехать в США. Утратили своё влияние в руководстве страны верные друзья Айседоры и защитники её московской школы А.В. Луначарский и Н.И. Подвойский. Однако усилиями директора Московской школы Ильи Ильича Шнейдера при участии лучших учениц была организована Концертная студия Дункан. В условиях, когда многочисленные школы и студии пластического танца, существовавшие в Москве и в других городах в двадцатых годах, одна за другой закрывались и ликвидировались, а режим в стране постоянно ужесточался, Студия Дункан, отношение властей к которой становилось всё более и более подозрительной, не имея постоянного помещения для репетиций, в бесконечных разъездах по стране (за рубеж их больше не пускали, за исключением отдельных кратких поездок на такие территории, как Восточная Польша перед войной или Советская зона оккупации Германии после войны), не только продолжала существовать, но и весьма успешно выступала. Было набрано несколько танцовщиц нового поколения и при участии приглашённых Шнейдером выдающихся хореографов создан ряд удачных новых танцев. Кажется, все сколько-нибудь яркие и оригинальные российские балетмейстеры так или иначе в тридцатые-сороковые годы отдали дань искусству пластического танца и Студии Дункан. Среди них были такие звёзды, как Лев Иванович Лукин, всю вторую половину тридцатых и начало сороковых годов бывший художественным руководителем Студии, а после войны – Владимир Павлович Бурмейстер и Леонид Вениаминович Якобсон. Хочу сказать несколько слов, может быть, несколько неожиданных, о прославленном хореографе Касьяне Голейзовском. Все в России знают знаменитый советский фильм 1930-х годов режиссёра Григория Александрова «Цирк», в котором рассказывается о приезде в СССР американской артистки Марион Диксон в прекрасном исполнении кинозвезды Любови Орловой. Но мало кто догадывается, что сам образ Марион и вся история её романа с русским красавцем Мартыновым написаны сценаристами, известными писателями Ильфом и Петровым, под влиянием истории жизни и приезда в Советскую Россию Айседоры Дункан и её романа с Сергеем Есениным! Почти никто не помнит, что апофеоз фильма с пышным балетом на арене цирка после полёта героев в «стратосферу» в исполнении «гёрлс» Московского мюзик-холла был поставлен именно Касьяном Голейзовским. К сожалению, в итоге его имя, как, впрочем, и имена самих сценаристов Ильфа и Петрова, по причинам, далёким от искусства, были сняты с титров фильма. Фильм есть – а ни сценаристов, ни хореографа нет. В то время такие «чудеса» никого не удивляли. После войны Касьяна Голейзовского, переживавшего в то время весьма сложный период невзгод, привлекли было к работе со Студией Дункан, где он даже начал ставить танец, но и эта его работа, к сожалению, не получила завершения. Московская Студия Дункан хранила живую преемственность искусства своей великой основательницы, став на протяжении без малого тридцати лет ярчайшим явлением художественной жизни не только Москвы, но и всей страны. В начале 1949 года состоялись два концерта Студии в Зале имени П.И. Чайковского в Москве. Несмотря на то, что концерты прошли весьма успешно, это уже был конец. После недоброй памяти постановлений ЦК коммунистической партии, погромных речей А. Жданова и кампании по борьбе с «безродным космополитизмом» и «низкопоклонством перед Западом», уже раскручивался очередной виток репрессий, обрушившийся на сей раз на всю советскую культуру. В печати появились инспирированные разгромные рецензии, вроде статьи А. Анисимова в газете «Советское искусство» от 19 марта 1949 года, в которой автор писал: «Враждебные советскому народу, чуждые советской эстраде влияния безродных космополитов, постыдное преклонение перед “заграничным” необходимо искоренить. Следует пересмотреть и деятельность студии Дункан, пропагандирующей болезненное, декадентское искусство, завезённое в нашу страну из Америки, далёкое по своему существу от основ реалистического народного искусства». Сказано – сделано. Искоренить! И через два месяца Студия Дункан была ликвидирована, разделив судьбу театра Мейерхольда, Камерного театра Таирова и Еврейского театра Михоэлса, которым так восхищался приезжавший в СССР в 1935 году Гордон Крэг, друг Айседоры и отец её первого ребёнка. Руководитель Студии И.И. Шнейдер также не избежал печальной участи многих деятелей культуры того времени. Как раз во время короткого промежутка между двумя славными концертами Студии в зале Чайковского он был арестован, неоднократно допрошен лично бериевским обер-палачом Абакумовым и приговорён к десяти годам Гулага, из которых успел отсидеть шесть. Он вернулся в Москву, будучи полностью реабилитированным, только в 1955 году. В 1963 году, в разгар «хрущёвской оттепели», группа бывших московских учениц Айседоры и Ирмы Дункан, впоследствии артисток Студии, обратилась с письмом к тогдашнему Министру культуры СССР Е.А. Фурцевой с предложением оказать свою безвозмездную помощь в восстановлении в Москве, пока ещё не поздно, Студии танца Дункан. И вот какой ответ, а вернее сказать отписку, они получили: «Искусство пластического танца, как художественное направление, представляемое А. Дункан и её последователями, имело прогрессивное значение в первые годы советской власти. С этого времени пластический танец утратил самостоятельное значение для советского зрителя. Подчинить обучение современных танцовщиц изучению пластики было бы неправильным. Отдел музыкальных учреждений Министерства культуры СССР не считает целесообразным организацию студии пластического танца». К тому времени уже ушли из жизни некоторые выдающиеся солистки Студии, такие как Александра Аксёнова, которой восхищался ещё Сергей Есенин, прозвавший её «капелькой». Но были живы и полны сил другие замечательные солистки, также впитавшие с детства уроки Айседоры и Ирмы Дункан: Мария Борисова, Мария Мысовская, Елена Терентьева, Валентина Бойе, Юлия Вашенцева, Елизавета Белова, Тамара Семёнова, Вера Головина. Естественно, такая отповедь надолго отбила у них охоту напоминать о себе. Так была пресечена последняя серьёзная попытка спасти неповторимое, уникальное, но, увы, хрупкое искусство.

Гив Гасемович Лахути, член Союза писателей и Союза журналистов Москвы

http://www.gostgallery.com/gostgallery/context/publication.html?id=46&fl=4

..texts
http://idvm.narod.ru
http://troul.narod.ru/center.htm
..index